Кадошкинского района Республики Мордовия
Саранской и Мордовской Епархии Русской Православной церкви
Период российской истории с момента падения монархии и в те¬чение последующих восьми месяцев трудно сравнить с каким-либо другим временем по насыщенности значительными социальными и политическими изменениями. Усиленная «переоценка ценностей», ломка существовавшего строя общественно-государственной жизни резко отзывалась и «на духовной стороне человечества».
В подобных ситуациях «на Руси страдали все, правые и виноватые, страдали мир¬ные обыватели, страдало с ними, как составная часть государственного целого, и право¬славное духовенство». И иначе быть не могло. Так считали сами священно-церковнослужители, вспоминая строки из «Библии»: «Страдает ли один член, страдают с ним все члены» (1 Кор. 12, 26). Они реально рассуждали, что «не могли оставаться в сто¬роне и не захватываться стремительным течением бурного потока... жизни. А, втянув¬шись, ... волею-неволею... реагировали на все требования жизни, на все запросы духа че¬ловеческого» 1.
В целом жизнь Русской Православной Церкви шла по установленным правилам: епископат и духовенство волновали проблемы, решение которых представлялось наибо¬лее важным.
В феврале 1917 года в городе Пензе проходил епархиальный съезд духовенства. Ближайшей целью съезда было учреждение Общества потребителей духовенства Пензен¬ской епархии. Его назначение состояло, в основном, в принятии мер по нормализа¬ции положения священно-церковнослужителей 2.
Это было общей проблемой. Православные приходы беспокоило удорожание жизни. Из-за роста цен в марте 1917 года позволили печатать даже «синодальные издания на более дешевой бумаге... впредь до наступления нормальных условий промышленности».
Увеличилась «продажная цена пробельных листов для церковно-приходской от¬четности», что не замедлило сказаться на доходах клира 3.
В этот период сократилось поступление специальных типографских бланков, предназначенных для метрических церковных книг. Сельские священники сразу же приняли решение вести метрические записи о рождении, бракосочетании и смерти прихожан на чистых листах бумаги, расчерченных по образцу метрических книг за предшествовавшие годы.
Такая картина была характерна и для Инсарского уезда Пензенской губернии. Подтверждением тому являются частично сохранившиеся до наших дней метрические записи, которые производились в то время в селах Адашево, Лухменский Майдан, Арбузовка, Ногаево и других 4.
Иными словами, приходские священники предпринимали все необходимое, чтобы регистрация населения не нарушалась, чтобы все таинства совершались вовремя.
Более напряженным становилось материальное обеспечение священно-церковнослужителей. Практи¬чески на все продукты питания возросли цены. Чтобы сделать некоторый запас в бли¬жайшем городе, необходимо было нанять лошадь, и за найм платить 15-20 рублей, то есть доста¬точно крупную сумму по тем временам. Крестьяне не торопились реализовать свои про¬дукты на рынке, они, «увлекаемые необычайным ростом дороговизны, выжидали даль¬нейшего повышения цен».
Епархиальные издания того периода констатировали: «Ныне заурядному крестья¬нину живется гораздо легче, чем служителю алтаря, так как первый мало ценит труд по¬следнего и жалеет передать ему лишнюю копейку при требоисправлениях».
Духовенство довольствовалось скромным содержанием от казны и такими же приношениями от при¬хожан, установленными еще до войны, а значит - до указанного роста цен.
Например, в селе Адашево в 1915-1917 годах по штату при местной церкви предполагалось наличие священника, диакона и псаломщика. Их жалование в это время составляло: у священника – 105 рублей 24 копейки, у диакона – 35 рублей 25 копеек, у псаломщика – 23 рубля 52 копейки. Иными словами, жалование не было высоким, оно не изменялось в течение нескольких лет, а цены постоянно росли 5.
Церковно-причтовые земли, ранее кормившие клир, из-за отсутствия и дороговизны рабочих рук, из-за отсутствия скота - нередко оставались незасеянными, «зарастали сорной травой» 6.
Что же касается села Адашево, то здесь дело обстояло несколько иначе. К началу 1917 года местной церкви принадлежало усадебной земли (вместе с церковным погостом) две с половиной десятины, пахотной – тридцать десятин.
На трех десятинах земли росли травы, которые шли на сено.
Пахотная и сенокосная земли находились на расстоянии двух верст от церкви.
В двух полях земля была очень плодородная, она практически ежегодно давала обильные урожаи, а значит – хорошую прибыль 7.
1917 год был неблагоприятным и для пастырского авторитета. К священникам стали относиться иначе, воспринимая их носителями традиций «старого времени».
Священники вынуждены были «вступать в по¬стыдный торг» с прихожанами перед совершением таинств и требоисправлений, унижаться перед тем, кто платил.
В крайне тяжелом положении оказалось низшее духовенство, священнические вдо¬вы и сироты. «Дележ дохода» становился нередко причиной ссор, вражды, судебных тяжб и др. неприятностей в приходах. И об этом открыто писали епархиальные издания, так как считали, что огласка и совместное обсуждение вопроса должны привести к положительным результатам 8.
В Адашеве, пожалуй, и в этом отношении была своя специфика. Служивший здесь с 1891 года протоиерей Сергей Петрович Любимов в авторитете ничего не утратил, так как своей деятельностью способствовал сплочению причта и никогда не отстранялся от забот своих прихожан. Поэтому современная политическая пропаганда практически не повлияла на отношение сельчан к своему батюшке.
Даже в это трудное время церковь стремилась поддерживать свои лучшие традиции. По-прежнему осуществлялась благотворительная деятельность.
Например, Пензенский епархиальный съезд, проходивший в феврале 1917 года, перечис¬лил «на нужды войны пять тысяч рублей»: его участники понимали трудности, кото¬рые испытывало государство в ходе проведения военных операций. Кроме того, в соот¬ветствии с указом Святейшего Синода от 29 ноября 1916 года «О предоставлении сиротам и детям Георгиевских кавалеров бесплатного обучения и воспитания в духовно-учебных заведениях», съезд ассигновал восемь тысяч рублей на нужды детей 9.
Следует заметить, что в научных, художественных и агитационных работах атеи¬стического характера, изданных в нашей стране в 1918-1986 годах, сознательно при¬нижались функции религиозно-общественных организаций и религиозных общин Русской Православной Церкви, которые следовало бы рассматривать, как положительные. В дан¬ном случае вполне доказательно можно говорить о благотворительной деятельности церк¬вей и монастырей. Например, православные общины только Пензенской епархии в тече¬ние 1916 года внесли довольно ощутимый вклад в помощь гражданам своего Отечества.
Производились взносы: в пользу Комитета Великой княгини Елизаветы Федоровны для оказания пособия семьям лиц, призванных на войну, а также убитых воинов - 1020 рублей; в пользу жителей Буковины и Галиции, пострадавших от войны - 200 рублей; в пользу Всерос¬сийского общества памяти воинов русской армии, павших в войну с Германией - 510 рублей; в пользу Общества повсеместной помощи солдатам и их семьям, пострадавшим на войне - 920 рублей; в пользу его отдела в городе Пензе - 600 рублей; на помощь раненым и больным воинам Сербии и Черногории и на нужды славян - 335 рублей; в пользу беженцев - 632 рубля; на не¬имущих Георгиевских кавалеров - 230 рублей; на устройство курсов для увечных воинов -792 рубля; в пользу русских военнопленных во вражеских странах - 272 рубля; на устройство приютов для детей воинов - 500 рублей.
Также были внесены суммы: в пользу глухонемых - 436 рублей; на нужды Братства Царицы Небесной «для детей идиотов» - 459 рублей; в пользу Палестинского обще¬ства - 795 рублей; на «борьбу с проказою» - 280 рублей; на построение церквей и школ для пере¬селенцев - 1390 рублей; в пользу Романовского комитета - 1090 рублей 10.
Отдельно производились взносы для Красного Креста, которые также были нема¬лыми. Только за один месяц февраль 1917 года от церквей и монастырей Пензенской епархии было перечислено 1035 рублей с указанным назначением 11.
Был в этой общей сумме и вклад прихожан церкви села Адашева.
В 1917 году принципиально решался вопрос о добыче воска в самой России. В конце XIX - начале XX века он оставался одним из злободневных. Духовенство и промышленники стремились высвободить епархиальные свечные заводы из зависимого положения от за¬граничного рынка по поставке воска. Они стремились сделать все возможное, чтобы обес¬печить православные церкви России «отечественным чистым воском для свечей».
В епархиальных изданиях нередко появлялись статьи о необходимости развития пчеловодства, а также систематического обучения «пчеловодным знаниям» жителей сель¬ских населенных пунктов и молодого поколения в процессе преподавания «основ пчело¬водства» в церковно-приходских школах.
Исходя из того, что к 1917 году в России име¬лось более 40 тысяч церковно-приходских школ, то при условии систематического изуче¬ния пчеловодства планировалось «получить 40 тысяч учебных пасек… и сотни тысяч юно¬шей, хорошо подготовленных к пчеловодству, с заложенною в них любовью и охотою к этому занятию». Предвиделось также, что «в сокровищницу народную внесутся миллио¬ны рублей дохода, ...Православная Церковь обеспечится собственным чистым воском в количестве, необходимом для религиозных потребностей православного населения России, а страна... получит прекрасный, здоровый и питательный продукт - мед» 12.
Земская школа в селе Адашево считалась одной из лучших в Инсарском уезде. Настоятель местного храма, а одновременно – и законоучитель школы протоиерей Сергей Любимов был человеком активным, деятельным. Он неоднократно избирался депутатом общеепархиальных съездов, а потому был в курсе всех событий и стремился все передовое реализовать в своем приходе.
Так было и с вопросом об отечественном воске. По распоряжению батюшки, с детьми стали проводить серьезные «собеседования по пчеловодству» при земской школе. Протоиерей Сергей Любимов сам организовал по этой теме внеклассное чтение для ребят, сам подбирал нужные брошюры и книги. Он учитывал то, что работа с пчелами больше подходит для взрослых людей, а дети «глупые и шаловливые, повреждающие огороды и сады, ломающие плетни – должны ходить подальше от того места, где стоят и работают пчелы», ибо «пчела не любит, если кто ходит близ улья; даже на 5 сажен нападает на посетителя» 13.
Но он твердо был уверен, что и детей можно научить правильному ведению пчеловодства.
При школе организовали небольшую пасеку, работая на которой ученики получали практические навыки по уходу за пчелами, сбору меда, получению воска, изготовлению восковых свечей.
Как и ранее, в епархиях в то время производились необходимые строительные и ремонтные работы в храмах, школьных и служебных помещениях.
До 1917 года Адашевский храм поддерживался в хорошем состоянии практически всегда. Если возникала какая-либо проблема, настоятели старались решать ее сразу, не откладывая на будущее. В 1916-1917 годах проводились небольшие ремонтные работы в трапезной и «правили входные ворота».
В это время не претерпела принципиальных изменений работа с личным составом высшего, среднего и низшего духовенства. Как и прежде пополнение клира проводи¬лось путем подготовки и выпуска учащихся духовных учебных заведений.
Осуществлялся количественный учет священно-церковнослужителей по православным причтам.
По епархиям производились текущие рукоположения, назначения, перемещения и исключения из списков в связи со смертью. В селах Инсарского уезда в это время происходили аналогичные события. Например, 27 января 1917 года второй священник села Шувары Александр Боголюбов был перемещен на место настоятеля той же церкви. В феврале того же года псаломщика села Никольской Саловки Григория Фабрицева назначили к рукоположению в сан диакона с оставлением на занимаемом месте 14, а протоиерея села Пушкина Алексия Феодосиевича Теплова исключили из списков «за смертию» 15.
О протоиерее Алексии Теплове следует сказать отдельно. Он скончался 1 февраля 1917 года в возрасте семидесяти двух лет. Ему три года выпало быть членом благочиннического совета и состоять членом-сотрудником Императорского Православного Палестинского общества. Этот батюшка находился в дружеских отношениях с протоиереем Сергеем Петровичем Любимовым, служившим в селе Адашево. Они неоднократно встречались и вели деловые беседы как депутаты епархиальных съездов 16.
Своим долгом Русская Православная Церковь видела в оказании помощи фронту. Весной 1917 года Святейший Синод поручил епископату избрать из числа священников своей епархии тех, которые добровольно желали отправиться в действующую армию для испол¬нения пастырских обязанностей. Следует подчеркнуть, что на фронт отправляли лишь достаточно образованных, дисциплинированных священников, способных иметь пастыр¬ский авторитет среди воинов. В район военных действий священники отправлялись с не¬обходимым облачением и богослужебными предметами 17.
Достаточно серьезно воспринимался вопрос расширения общей численности свя¬щенников в России. В марте 1917 года в Святейшем Правительствующем Синоде обсуж¬дались «временные меры для подготовки кандидатов священства в переселенческие при¬ходы Сибирских епархий». С учетом «исключительных обстоятельств» исторического момента к слушанию богословских предметов в Сибирских духовных семинариях и семи¬нариях Европейской России допускались лица, желавшие подготовиться к пастырскому служению. Причем без экзамена к слушанию допускались: диаконы, псаломщики, народ¬ные учителя и другие лица, окончившие курс в одном из учебных заведений не ниже высшего начального училища и имевшие звание учителя начального училища.
Ход организации богословских слушаний одновременно указывает на то, что Цер¬ковь заботилась не только о пополнении рядов священнослужителей, но и о нравственном состоянии, духовной стойкости будущих выпускников. Требования к обучавшимся были довольно строгими: предъявлялось свидетельство об отбывании воинской службы, о том, что слушатель не состоял под следствием и судом, нужны были отзывы начальника или настоятеля церкви и благочинного, откуда поступал учащийся. Помимо учебы дьяконы и псаломщики ежедневно, по установленной очереди, участвовали в совершении богослу¬жений.
Малоспособные и слушатели с «неодобрительным поведением» лишались права обучаться 18.
Настоятель Адашевского храма протоиерей Сергей Петрович Любимов с 1891 года являлся следователем 1 благочиннического округа Инсарского уезда. В 1904 году «за особые труды и доброкачественное исполнение обязанностей … духовного следователя по делам и преступлениям духовенства» ему было объявлено Архипастырское благословение. С учетом таких заслуг 6 мая 1905 года его наградили орденом Святой Анны III степени. Именно в этом качестве (как высоко грамотного и примерного представителя духовенства) протоиерея Сергея Любимова приглашали при оформлении рекомендаций на кандидатов в священнослужители и в члены богословских слушаний 19, а также с ним советовались при отправлении священнослужителей в действующую армию и в переселенческие приходы.
За особые заслуги, как и прежде, труд протоиереев, рядовых священников, дьяко¬нов, псаломщиков «вознаграждался епархиальным начальством». Например, ко дню Святой Пасхи 1917 года архиепископом Симбирским и Сызранским Вениамином были удостоены награждения: камилавкою - 27 священников, скуфьею - 22 священника, набедренником - 29 священников, архипастырским благословением с выдачей грамоты - 2 диакона и 4 псаломщика 20.
В Инсарском уезде Пензенской губернии к этому празднику были награждены камилавками: священники Алексей Любимов (село Токмово), Иоанн Утехин (село Сиалеевский Майдан); скуфьями: священники Иоанн Востоков (село Новое Акшино); набедренниками: священники Иоанн Европейцев (село Кашаево), Александр Ксенократов (село Засечная Слобода), Василий Симилейский (село Алферьевка).
За «усердную службу Церкви Божией Архипастырское благословение с грамотами» было преподано диакону Василию Златореву (село Старые Верхиссы), священнику Пайгармского Параскево-Вознесенского женского монастыря Александру Никольскому и др. 21
Однако довольно заметные изменения в указанный период происходили в области политического самоопределения представителей епископата и духовенства Русской Пра¬вославной Церкви.
Авторы многих изданий доперестроечного периода, выражая свое отношение к со¬стоянию Русской Православной Церкви в 1917 году, нередко обобщали ее служителей словом «церковники», стремились создать картину единства действий и замыслов всех священно-церковнослужителей и монашествующих, подчеркнуть их промонархические настроения. Однако указанная социальная группа не была однородной, и в самой церкви накануне 1917 года происходили сложные процессы.
Среда священно-церковнослужителей во все времена отличалась многоликостью. Это было связано, во-первых, с местом, которое занимал тот или иной представитель ду¬ховенства на иерархической лестнице; во-вторых, выходцем из какой среды он являлся; в-третьих, под чьим непосредственным влиянием находился; в-четвертых, с чисто человече¬скими индивидуальными данными. И каждый «судил о деле или предмете по-своему, со своей чисто личной точки зрения...».
Духовенство, в основном высшее, как и представители остальных привилегирован¬ных сословий, к тому времени уже четко понимали, что крупные, принципиальные изме¬нения в империи просто неизбежны. Одновременно в этой группе настроения о целесообразности сохранения в России монархического института власти были еще сильны. С точки зрения этой части граждан, его можно было дополнить или, напротив, ограничить, например, парламентом, Конституцией или предпринять другие известные элементы «ци¬вилизованного абсолютизма».
Скорее всего, именно к этой группе священнослужителей можно причислить протоиерея Сергия Любимова. Он происходил из известной священнической семьи, имевшей свои давние духовные и нравственные традиции. О. Сергий серьезно изучал юриспруденцию. Это увлечение оказало влияние на его старшего сына Бориса, который с 1911 года «состоял кандидатом на судебную должность».
Сын Глеб служил в царской армии. Безусловно, в среде военнослужащих шли споры о будущем России, однако Глебу Любимову всегда хватало твердости не делать поспешных выводов 22.
Словом, семья Любимовых давала оценку происходившим событиям с умеренных позиций, пытаясь правильно определиться в ходе исторических событий.
Другие священно-церковнослужители принимали активное участие в буржуазных, либерально-демократических, эсеровской и даже в большевистской партиях.
Некоторые находились в состоянии растерянности или неопределенности. Именно к последним в большей мере обращались «Симбирские епархиальные ведомости»: в пер¬вом номере за январь 1917 года была опубликована статья С. Никольского «Современные задачи пастырства». В ней, в частности, говорилось: «Не секрет, что в нашу переходную эпоху, в тревожное время переоценки всех ценностей, заколебались и многие из пастырей церкви Христовой... Слыша злободневные речи об отделении церкви от государства, об успехах социализма и т.п., нетвердые в своих взглядах пастыри смущенно опускают голо¬ву и не знают, как быть им дальше...».
Далее автор призывал пастырей «внимательней посмотреть на самих себя» и сде¬лать вывод, что видимая беспомощность их «есть прямое следствие... личной и духовной немощи, печального несоответствия» их положения с высоким предназначением. Одной из причин было названо и «неверие в Божественную истину» 23.
Официальные религиозные издания всегда стояли на страже соблюдения и верного понимания христианских православных догматов, «правил нравственности», откликались на все выдвигаемые временем вопросы церковно-общественной, миссионерской и епархи¬альной жизни. По этой причине ситуация, сложившаяся в России к этому моменту, приоб¬рела роль главной темы, а судьбы, поступки и настроения пастырей, обладающих «ис¬ключительно высоким назначением быть» на земле «живыми свидетелями Христа», «Его заместителями» - стали центром внимания большого числа публикаций.
Мысль о неверии была самой настораживающей и удручающей в обществе, хотя такое положение было естественным. Традиционно сыновья священников для будущей жизни могли избрать лишь семинарии. Девочки из семей духовенства обучались в епар¬хиальных училищах. И те, и другие составляли подавляющую часть учащихся. На¬пример, в 1916-1917 учебном году в Пензенской духовной семинарии из 367 учащихся - 324 человека были детьми священно-церковнослужителей и только 43 - принадлежали другим сословиям; в Пензенском епархиальном женском училище из 458 воспитанниц - 423 были дочерями духовенства. «Иносословных» девочек имелось 35 24.
Детям духовенства приходилось идти по указанному пути даже в том случае, если юноши и девушки не были верующими. В связи с этим в школах, которые занимались подготовкой священно-церковнослужителей, вполне реально существовали атеизм, ниги¬лизм и радикализм в умах учащихся. Сложившаяся атмосфера семинарий в области бла¬гочестия давала свои результаты. Например, из 2148 выпускников семинарий 1911 года к 1913 году были рукоположены лишь 574 25.
И если в приложении к статистическим данным явление могло восприниматься су¬хо и конкретно, то для каждой отдельно взятой священнической семьи «уход в сторону» продолжателя рода воспринимался остро, а порой и драматически.
Софья Ковалевская, выдающийся математик, первая женщина, ставшая членом-корреспондентом Петербург¬ской Академии наук, в «Воспоминаниях детства» рассказывала о своей жизни в селе Полибино - имении отца. Как и любой провинциальный, удаленный «от всяких центров», этот населенный пункт воспринимал новые веяния с большим опозданием, однако собы¬тия, происходившие в семье местного приходского священника, всполошили буквально всех жителей. Сын отца Филиппа, «всегда прежде радовавший сердца своих родителей добронравием... вдруг, кончив курс в семинарии чуть ли не первым учеником, ...ни с того, ни с сего превратился в непокорного... и наотрез отказался идти в священники, хотя ему стоило только руку протянуть, чтобы получить выгодный приход. ...Он предпочел уехать в Петербург, поступить своекоштным в университет и обречь себя в течение четырех лет ученья на чай да на сухую булку.
Бедный отец Филипп потужил о неразумении своего сына, но он еще мог бы уте¬шиться, если бы этот последний поступил на юридический факультет, как известно, са¬мый хлебный. Но сын его вместо того пошел в естественники и в первые же каникулы, приехав домой, такую понес ахинею, якобы человек происходит от обезьяны и якобы профессор Сеченов доказал, что души нет, а есть рефлексы, что бедный огорошенный ба¬тюшка схватил кропильницу и стал кропить сына святой водой» 26.
В дальнейшем такие перерожденцы пополняли ряды революционно настроенных граждан.
В селе Адашево священно-церковнослужители придерживались традиционных методов воспитания своих детей.
У протоиерея Сергия Любимова старшая дочь Александра по большой любви выходила замуж за И. Рачинина, избравшего священнический путь. Будучи еще молодой женщиной, она потеряла супруга. После его смерти работала «фельдшерицей» при Пензенской губернской земской больнице.
Дочь Анастасия стала женой священника Петра Охотина и следом за ним без колебаний уехала из дома в город Омск, куда он получил назначение.
Дочь Антонина была замужем за священником Василием Невзоровым, служившим в селе Мачи Чембарского уезда Пензенской губернии 27.
У диакона Евгения Алексеевича Лентовского накануне революции 1917 года сыновья Борис и Дмитрий учились в Пензенском духовном училище. Сын Вениамин завершал обучение в Пензенской духовной семинарии, а сын Николай уже служил псаломщиком в селе Нечаевке Городищенского уезда Пензенской губернии 28.
Псаломщик Алексей Павлович Тихомиров своего старшего сына Александра отдал «на обучение» в Краснослободское духовное училище. Остальные дети у него были еще маленькими 29.
В процессе февральских событий 1917 года православное духовенство оперативно сориентировалось. Обращаясь к народу, пастыри давали наставления в соот¬ветствии с апостольским заветом: «Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога» (Рим. 13.1). Причины происходившего объяснялись понятием «Промысла Божия», который, по христианским представлениям, определил дальнейший ход истории и указал на долженствующее поведение граждан.
Достаточно сильным аргу¬ментом для верующих в данном случае были рассуждения о том, что за длительный пери¬од развития человечества «сходили с престолов цари, падали троны, погибали самыя цар¬ства и народы. Один только Христос во веки пребывает, и царство Его - царство веч¬ное» 30.
Антимонархические настроения постепенно овладевали средними и низшими слоями населе¬ния, распространялись на среду духовенства и поэтому оказывались в большинстве. Рево¬люционная волна охватывала различные партии, организации, движения, и они с готовно¬стью шли навстречу переменам.
27 февраля 1917 года на общем собрании Петроградского «Братства воскресения Христа» единогласно было принято решение приветствовать Временное правительство. Далее появилось обращение «Святейшего Правительствующего Синода верным чадам Православной Российской Церкви», в котором звучали призывы довериться Временному Правительству. «Ради миллионов лучших жизней, сложенных на поле брани, ради бесчис¬ленных денежных средств, затраченных Родиною на защиту от врага, ради многих жертв, принесенных для завоевания гражданской свободы, ради спасения... собственных се¬мейств, ради счастья Родины» - гражданам рекомендовалось оставить «всякие распри и несогласия, объединиться в братской любви на благо Родины». В документе подчеркива¬лась важность «великого исторического времени» и четко проступало понимание того, что для «водворения новых начал государственной жизни» необходимы общие усилия, «труды и подвиги», «молитвы и повиновение» 31.
В связи с тем, что 2 марта 1917 года император Николай II отрекся от престола в поль¬зу своего брата великого князя Михаила Александровича, а 3 марта Михаил отказался от вступления на престол, 6 марта 1917 года Синод Русской Православной Церкви дал указа¬ние огласить в храмах манифесты об отречении Романовых и установить еженедельные моления «богохранимой Державе Российской и Временному правительству ее».
7 марта 1917 года Синод официально указал прекратить поминовение царского дома 32.
По епархиям рассылались соответствующие распоряжения, циркулярные письма. Например, 9 марта 1917 года Преосвященный Владимир, архиепископ Пензенский и Са¬ранский, получил «Указ из Святейшего Правительствующего Синода», в котором опреде¬лялось «во всех случаях за Богослужениями вместо поминовения царствовавшего дома возносить моления о Богохранимой Державе Российской и Благоверном Временном Пра¬вительстве ея» 33.
В начале марта в официальных источниках религиозного содержания появились сообщения об упразднении «придворного духовенства» 34.
Известие о падении царской власти пришло в Инсарский уезд в первых числах марта 1917 года. Реакция на события оказалась достаточно яркой, хотя в первый день офицеры 167-го запасного стрелкового полка и резервных частей полевой артиллерии особого назначения, расположенных в Инсаре, не предпринимали никаких действий.
Местные органы власти первоначально также старались осторожно войти в курс дела.
Однако уже на следующий день все роты вышли на главную площадь Инсара, так как планировалось проведение митинга. Руководство этим мероприятием взяли на себя левые эсеры: Арефьев, Раскин, Целовальников, Штерн и некоторые другие 35.
Когда митинг закончился, во всех ротах начали избирать солдатские комитеты 36.
Уездный центр встрепенулся и ожил. Раньше самым заметным событием для населения была ярмарка, теперь же ожидание неизвестного будущего вызывало настоящее ликование горожан. Каждому это будущее виделось по-своему.
На зданиях стали вывешивать красные флаги. Люди выходили на улицу, собирались большими толпами, бурно обсуждали события каждого дня.
В уездный центр потянулись крестьяне вначале из близ лежащих деревень, затем – из дальних. Из села Адашево за новостями в Инсар отправились бывшие участники первой мировой войны Георгий Шиндяков и Мирон Очкин 37.
Осторожно отнеслись к такому всплеску событий представители высших слоев населения, офицеры местного гарнизона и полицейские.
Но вскоре в уезде ситуация стала обретать реальные черты, возможные на тот момент. Эсеры и буржуазные либералы расставили все на те места, которые им казались правильными.
4 марта 1917 года городской голова, промышленник Чернышев, попытался организовать выборы членов исполнительного комитета Временного правительства, однако практически сразу исполком «объявил себя неправомочным» 38.
Через три дня состоялось очередное собрание горожан. На этот раз был избран более действенный исполком. В него вошли представители местной знати и буржуазных партий: купец Глушенков, прапорщик Коробаненко, землевладелец Голов, братья Дербеденевы, которые занимались торговлей, полковник-корниловец Калишевич, член кадетской партии священник Ксенократов, а также эсеры Марчук, Кутлинский, Сапунов и др. 39
Далее был образован совет солдатских и крестьянских депутатов: это произошло во время работы уездного съезда. Одновременно в Инсаре функционировала городская дума. Осталась и должность городского головы, которую по-прежнему занимал промышленник Чернышев. Уездным судьей стал помещик Кавторин 40.
Временное правительство, стремясь укрепить свое влияние на местах, назначило в уезды комиссаров. В основном, на эти должности были назначены помещики – председатели уездных земских управ. В Инсарском уезде им стал Пигарев.
К комиссарам, назначенным «сверху», крестьяне испытывали «жгучую ненависть», добивались их смещения. В скором времени именно по этой причине в Инсарском уезде появился новый комиссар – прапорщик эсер К.А. Звескин 41.
В Инсарском уезде существовала достаточно большая организация эсеров, в нее входило около двухсот человек, а поэтому население находилось под их влиянием.
К тому моменту город Инсар и некоторые села уезда были резиденциями известных эсеров и кадетов. Например, священник Ксенократов, член центрального комитета кадетской партии, активно проявлял свою деятельность в Инсаре, неоднократно выезжал в села с целью поиска единомышленников и осуществления оперативного контроля их работы на местах 42.
4-5 марта 1917 года в Инсаре проходил первый уездный съезд Всероссийского крестьянского союза. Председателем на съезде был эсер К.А. Звескин, понятно, что все решения имели определенный уклон и учитывали политику Временного правительства. На съезде был избран уездный исполнительный комитет Всероссийского крестьянского союза и совет комитета, в который вошло шесть зажиточных крестьян уезда 43.
В Инсаре создали новый печатный орган, названный «Инсарской жизнью» 44. В газете была опубликована программная статья, также отвечающая полностью интересам Временного правительства.
Однако, с другой стороны, в Инсарском уезде, как и в других уездах Пензенской и Симбирской губерний, крестьяне стали высказывать свое недовольство сложившимися условиями жизни, что в некоторых населенных пунктах вылилось в форме открытых выступлений 45.
Стремясь ответить на революционно-демократические настроения масс, Временное правительство 20 марта 1917 года приняло постановление «Об отмене вероисповедных и национальных ограничений» 46.
Этот шаг стал подготовительным этапом по разработке закона «О свободе совести», о необходимости которого Временное прави¬тельство заявило сразу после прихода к власти. Словом, документально была объявлена независимость всех церквей, отменены прежние их привилегии. На деле же авто¬ритет Русской Православной Церкви не был ущемлен, сохранилось, в основном, и ее гос¬подствующее положение среди остальных конфессий.
Религиозным организациям и церквам были предоставлены широкие права в бого¬служебной, миссионерской, педагогической и общественно-политической деятельности, ранее ограниченной многими документами царского режима.
Что касается Русской Пра¬вославной Церкви, то намечалось восстановить институт патриаршества, ликвидирован¬ный 16 декабря 1700 года Петром I. Вести об этом доходили и до провинции.
В неприкосновенности остались все православные церковные ведомства, фактически сохранились и привилегии духовенства.
Такая полити¬ка Временного правительства в этом направлении встретила понимание церкви и верующих. В среде духовен¬ства открыто и ярко стали проявляться антимонархические настроения. Напри¬мер, по мнению части священно-церковнослужителей Пензенской епархии, царский режим лишь «загрязнил белоснежную одежду Церкви, крепко сковал ее силы, разрознил их, при¬давил всякое живое и свободное самоопределение церковной жизни, лежал тяжелыми пу¬тами на ногах православного пастыря в его по идее свободном делании на ниве Христо¬вой» 47.
Характерной чертой времени стали различные воззвания к народу. В обращениях звучали мысли ораторов о состоянии церкви, о судьбах России, ее народа, о том, что следовало делать. В апреле 1917 года архиепископ Пензенский и Саранский Владимир обратился к «Возлюбленным пастырям и чадам Церкви» с надеждой, что в процессе «ко¬ренного переустройства государственной жизни на началах свободы, равенства и братст¬ва... Российская Православная Церковь освободится от гнета, не будет служить целям и задачам, ей несвойственным, и получит возможность свободного развития на твердом не¬зыблемом основании Евангельской истины» 48.
В то же время Нижегородский архиепископ Иоаким обратился к клиру и право¬славным мирянам с призывом поддержать Временное правительство, принять новые идеи, устранить «всякие несогласия» 49.
Убедительно звучали не только голоса архиереев, но и рядовых священнослужите¬лей, к которым прислушивались не с меньшим вниманием. «Симбирские епархиальные ведомости» 25 апреля 1917 года поместили на своих страницах материал под названием «За¬дачи времени для духовенства», принадлежавший перу священника Михаила Данилова, который служил в с. Новоселки Буинского уезда. Публикация представляла собой про¬грамму действий из 21 пункта и предусматривала усиление свободы пастырской пропове¬ди, активизацию чтений и бесед внебогослужебного характера с населением, сплочение «интеллигентных сил», передачу сельских церковно-приходских школ в ведение Мини¬стерства народного просвещения с правом преподавания Закона Божия и др.50
Подобные выступления были проникнуты особым пафосом. Протоиерей С. Магну¬сов в апрельском номере «Пензенских епархиальных ведомостей» за 1917 год писал, что долг каждого в предстоящем строительстве - «скинуть позорные рабские цепи и взяться с должным усердием за свободный труд, чтобы отвоевать в деле обновления народной жиз¬ни почетное долженствующее место». Однако назначение подобных обращений состояло прежде всего в стремлении укрепить православную веру в народе. Упомянутого выше протоиерея пригласили на Пензенский губернский учительский съезд и предложили вы¬ступить перед собравшимися. Пользуясь предоставленным словом, он старался предосте¬речь слушавших его от повторения ошибок тех, кто «думал, что религия на их пути стоит главнейшим тормозом и величайшим препятствием», кто старался «вытравить ее из серд¬ца народного, забывая, что легче вытравить целую народность, чем святое святых, или ре¬лигию из сердца народного, которая целое тысячелетие служила для него величайшим утешением и отрадою во все скорбные годы многострадальной жизни и истории России» 51.
Выступавший высказал свое мнение, что «идеи терпят в народе крушение», если отверга¬ют религию 52.
Приведенное выступление и ряд других обращений, опубликованных в «Пензен¬ских епархиальных ведомостях», «Симбирских епархиальных ведомостях», «Тамбовских епархиальных ведомостях» и других официальных религиозных изданиях свидетельство¬вали о том, что священнослужители не мыслили себя в отрыве от проблем государствен¬ного масштаба, были уверены, что «дружной работы на благо родины всем хватит» 53 и что все можно одолеть, если не «растрачивать... богатство сил и способностей на пустяки, за¬бывая, что они (силы и способности) требуют другого приложения, более достойного человеческого звания» 54.
В Адашево все известия приходили вместе с новыми номерами газет и журналов. В доме протоиерея Сергия Любимова всегда имелась свежая пресса. Настоятель храма выписывал немало религиозных и светских изданий. Новые книги и журналы привозили и присылали ему сыновья.
Он сам, бывая в Пензе, многое узнавал из бесед с губернскими священниками. То, что считал нужным, о. Сергий сообщал своим прихожанам во внеслужебное время, стараясь вопросы политического характера не поднимать во время церковных проповедей.
Нередко в доме Любимовых собирались наиболее близкие семье люди, члены местного причта и священнослужители из других городов и сел. За чаем с пряниками или баранками нередко обсуждались «дела государственной важности», а «главной болью» были разговоры об укреплении веры.
В эти неспокойные дни в Москве, Нижнем Новгороде, Ярославле, Пензе, Вологде, Тамбове, Симбирске и других местах проходили различные собрания и совещания духовенства. Детальное рас¬смотрение основных дел осуществлялось на епархиальных съездах. На каждом предста¬вительном собрании анализировалась церковная жизнь текущего момента, определялись дальнейшие мероприятия. Так, на Пензенском епархиальном съезде, проходившем в кон¬це февраля - начале марта 1917 года, в частности, было признано «весьма полезным» уч¬редить уездные съезды духовенства и уездные советы благочинных. Порядок проведения уездных съездов духовенства предусматривал созыв не менее одного раза в год. О време¬ни созыва должен был сообщать уездный соборный протоиерей. Съезд представлял собою «пастырское собрание всех священников уезда и ведал делами исключительно пастырско¬го характера». Уездный съезд, в случае оправданной необходимости, допускал даже при¬сутствие низших членов причта.
Совет благочинных состоял из благочинных уезда и из «выборных священников по два от каждого благочиннического округа (одного - по очереди, а другого - по избранию округа)». Председателем совета становился уездный соборный протоиерей.
Благочиннический совет проводил в жизнь и следил за исполнением всех постановлений уездного съез¬да. Совету благочинных предписывалось ведать братскими судами и гражданскими дела¬ми духовенства (денежными спорными вопросами между членами причтов уезда и между членами причтов и светскими лицами, служебными проступками членов причта против благочиния, делами административного характера, которые епископ отдавал на «рассмот¬рение и заключение благочиннических советов»).
Постановления совета были обя¬зательными для членов причтов. На благочиннических и затем уездных съездах избира¬лись представители (по одному от каждого уезда), которые «в совокупности являлись... выразителями мнений и взглядов духовенства... епархии» 55.
Понятно, что расширенная структура съездов и советов благочинных осмыслива¬лась одной из форм привлечения наибольшего количества священнослужителей к актив¬ному решению самых существенных вопросов, к объединению «усилий и действий».
Все эти вопросы живо интересовали протоиерея Сергия Любимова как человека, являвшегося членом благочиннического совета, имевшего большой опыт духовного следователя, неоднократно избиравшегося депутатом епархиальных съездов.
12 марта 1917 г. в Пензе было проведено чрезвычайное собрание всех священни¬ков, клириков, преподавателей духовно-учебных заведений и членов различных корпора¬ций духовных учреждений города. Выступавшие говорили основательно и беспристраст¬но, стараясь дать строгий отчет самим себе, определить дальнейшую деятельность.
Положительным следует отметить тот факт, что представителями духовенства предпринимались попытки вскрыть причины состояния епархии. Многое, на их взгляд, зависело не только от «существа падшего режима», но и от поведения, от отношения друг к другу служителей Русской Православной Церкви. Справедливо отмечалось, что «чисто эгоистические цели» определенной части духовенства унижали остальных 56.
К счастью, «чисто эгоистические цели» не были свойственны членам причта церкви села Адашева. Здесь царила обстановка взаимного понимания и поддержки, а младшие, как и следовало, уважительно и с почтением относились к старшим по возрасту.
В 1917 году протоиерею Сергию Любимову исполнилось 70 лет: и по возрасту, и по жизненному опыту он годился в отцы остальным членам причта. Он же «по ревности, достоинству и плодотворности» выдавался педагогической деятельностью и поистине являлся для многих священно-церковнослужителей и светских людей учителем и «добрым наставником» 57.
В различных организациях, в том числе и в учебных заведениях, стали проводиться собрания, которые напоминали по форме своеобразные митинги. Религиозно-общественные издания, например, сохранили информацию о проведении 16 апреля 1917 года мероприятия, названного «митингом», в здании 1-й Пензенской жен¬ской гимназии, на котором обсуждались церковно-пастырские и церковно-общественные вопросы 58.
Так как митинги представляют собой массовые собрания для обсуждения поли¬тических и других неотложных вопросов, имеется основание утверждать, что организаторы мероприятия сознательно ориентировали на освещение обсуждаемых проблем сквозь призму политического состояния России.
В тот же период стали возникать различные профессиональные объединения. На¬пример, 16 марта 1917 года был учрежден Профессиональный союз духовенства, духовно-учебных заведений и учреждений города Пензы. Назначение союза состояло в объедине¬нии на основе общих интересов: профессиональных, пастырских, учебно-воспитательных, правовых и взаимопомощи. В обязанности союза входила подготовка епархиальных съез¬дов по радикально обновленным программам. Этому объединению удалось избрать в гу¬бернский исполнительный комитет своего представителя - ректора местной духовной се¬минарии, протоиерея М.С. Архангельского 59.
В начале апреля 1917 года образовалось Братство диаконов и псаломщиков города Пензы. Организация проводила особые собрания, на которых обсуждались наиболее ост¬рые вопросы: об отношении епископа к клиру, об отношении священников к диаконам и псаломщикам. Например, на заседании, состоявшемся 19 апреля 1917 года заслушивалось заявление о псаломщике Набокове, которого даже после разрешения архиепископа не до¬пускали «с правом совещательного голоса в усиленный состав членов консистории». Братство публично выдвинуло свои «пожелания» о том, чтобы отношение епископа и священников к диаконам и псаломщикам основывалось «на началах любви и уважения, а отнюдь не на рабском подчинении»; чтобы настоятели храмов «корректно относились к сослуживцам» и необходимые замечания делали наедине, но не в присутствии прихожан и церковной прислуги; чтобы диаконам и псаломщикам было предоставлено право на по¬бочные заработки (с учетом «тяжелого времени»). Предлагалось также секретные отзывы старших членов клира «к начальствующим лицам о поведении своих собратий признать недопустимыми». Иными словами, выдвигались демократические требования 60.
Многим профессиональным объединениям довольно успешно удавалось отстаи¬вать свои требования и права.
Местные религиозные организации активно проникали на арену общественно-политической борьбы в центрах России. Так, «Союзу христианского единения», действо¬вавшему в Нижегородской губернии, удалось провести своего кандидата в Учредительное собрание, открытие которого намечалось произвести осенью 1917 года в Петрограде 61.
К этому времени более четко обозначилась дифференциация мнений среди ранее консервативного, аполитичного или преданного престолу епархиального руководства, а также клира православных приходов. Ясно наметилась и постепенно пришла к преоблада¬нию демократическая ориентация. Лидерами религиозно-общественных организаций ста¬новились представители среднего и низшего духовенства. Верующие массы с готовно¬стью поддерживали их. Например, в мае 1917 года на состоявшемся в Нижнем Новгороде епархиальном съезде председателем был выбран приходской священник Гагинский, кото¬рый открыто призывал всех присутствовавших на «высоком собрании» поддержать рево¬люционные преобразования в обществе 62.
Следует отметить, что в числе различных появившихся в стране православных, протестантских, мусульманских, иудейских и других общественно-религиозных органи¬заций большой активностью выделялся «Союз прогрессивного и демократического духо¬венства и мирян», созданный в Петрограде в марте 1917 года. Одним из руководителей «Союза...» был Введенский Александр Иванович, православный священник, в последст¬вии возглавивший обновленческую церковь в СССР.
Мысли участников «Союза прогрес¬сивного и демократического духовенства и мирян» «об общности целей христиан и рево¬люционеров», о необходимости демократических преобразований в Русской Православ¬ной Церкви и в государстве - опирались на недовольство «академическим», «ученым мо¬нашеством», существовавшим в церковных кругах середины XIX века; на богословские дискуссии Д.И. Ростиславова, В.И. Аскоченского, священника Беллюстина и других, раз¬горавшиеся во второй половине XIX века; на программные материалы «Группы тридцати двух с.-петербургских священников», образовавшейся в 1905 году, т.е. на те явления общественно-политической жизни, которые Ф.Г. Флоровский охарактеризовал как «протес¬тантизм восточного обряда» 63.
Дальнейшее развитие данного направления, как известно, привело к обновленческому расколу в Русской Православной Церкви.
Стремление использовать изменения, происходившие в жизни общества, проявля¬лось вполне естественно, само по себе. Нередко духовенство срывалось с устоявшихся ве¬ками путей, искренне не осознавая незаметно происходившего отхода от канонических правил. Поступки становились итогом исканий, раздумий, личных или коллективных на¬блюдений и переживаний. В данном случае показателен пример избрания в 1917 году ар¬хиепископа Пензенского и Саранского Владимира на съезд свечных деятелей, проходив¬ший в Петрограде. Факт был воспринят как «умаление власти и авторитета» правящего епископа. Духовенству Пензенской епархии предъявили обвинение в нарушении право¬славных канонов, т.к. «меньшее благословляется от большего», а не наоборот. В прессе разгорелся скандал, в котором инициатива и самая активная роль обвинителя принадле¬жала журналу «Колокол». Отстаивая невиновность, духовенство объясняло ситуацию своим «полным доверием» и «полным единением» с архипастырем, а также убежденно¬стью, что «работа на пользу Церкви не умаляет архиерейского достоинства».
Необходимо подчеркнуть, что авторитет архиепископа Владимира в Пензенской епархии действительно был высоким. Интересны отзывы священно-церковнослужителей о нем, которые среди положительных черт отмечали то, что архипастырь «не держался бюрократических традиций и рутины, приносящих только вред» 64.
Чего, например, нельзя сказать об архиепископе Симбирском и Сызранском Ве¬ниамине, который на 4-ом собрании Симбирского духовенства от 16 апреля 1917 г. при¬знался, что «быть близким к духовенству... в Симбирске» ему не удалось, «хотя к этому делал попытку». Именно по этой причине первым вопросом упомянутого собрания стал поиск путей к более «близким отношениям между епископатом и органами епархиальной власти, с одной стороны, и между духовенством - с другой». Архиепископу пришлось вы¬слушать мнения священников на причины своей отстраненности от духовенства: на зави¬симость от обер-прокурора Св. Синода и желание угодить ему, на стремление быть ближе к губернаторам, предводителям дворянства и другим «представителям светского круга», на отношение «свысока и с холодностью» к священно-церковнослужителям и «боязнь снисхождением к подчиненным уронить ... престиж власти» 65.
Таким образом, духовенство обретало смелость не только создавать авторитеты архипастырям, но и указывать на их недостатки.
На смелое видение многих вопросов ориентировали официальные религиозные из¬дания, сообщая, что «среди высшей иерархии Православной Церкви ожидается... ряд... перемен, целью которых является замещение архиерейских кафедр молодыми и деятельными пастырями в духе свободной церкви» 66.
Новый Обер-прокурор Синода В.Н. Львов, назначенный 2 марта 1917 года 67, офи¬циально обозначил свою ближайшую задачу таким образом: «Существенная часть про¬граммы заключается в свободе Церкви. ...Дружелюбное отношение к Церкви государства, невмешательство государства в церковный строй жизни - вот тот основной принцип, ко¬торый мною положен в основу работы. Вопрос о созыве церковного собора будет разре¬шен самостоятельно Синодом. Церковь должна и будет самостоятельно устраивать свою жизнь. Ближайшая моя задача - переустройство Синода, обновление его состава» 68.
Заявление теоретического уровня стало незамедлительно реализоваться. 20 марта 1917 г. митрополита Московского и Коломенского Макария уволили на покой с назначе¬нием в Николо-Угринский монастырь Московской епархии 69.
Почти одновременно уволили на покой митрополита Петроградского Питирима и архиепископа Тобольского Варнаву. Первого определили в небольшой мужской мона¬стырь близ Пятигорска, второго - назначили управляющим Высокогорской пустынью Нижегородской епархии (на правах настоятеля). Показательно также, что Тобольскую кафедру занял в прошлом опальный епископ Саратовский Гермоген, находившийся при Ни¬колае II в монастыре за свое резко отрицательное отношение к Григорию Распутину 70.
Из-за замещения Петроградской митрополичьей кафедры разгорелся спор. Петро¬градское духовенство разделилось на два лагеря: одни желали быстрых перемен, другие - придерживались консервативных взглядов. Представители каждой из групп предлагали свою кандидатуру 71.
В Чернигове, Твери, Екатеринославле, Харькове также отмечались указанные дей¬ствия, и кафедры на какое-то время оставались вакантными.
Параллельно происходили изменения в православных приходах: наблюдалось мас¬совое изгнание священников из приходов. В Киеве, на Волыни, в Саратове, Тамбове, Пен¬зе и др. местах к августу 1917 года было изгнано до 60 и более священников. В одних на¬селенных пунктах изгнание проводилось без суда и следствия; в других - приговоры со¬ставлялись по внушению или настоянию отдельных служителей церкви, под давлением небольшой группы людей и по решению целого прихода. В отдельных случаях священни¬ки изгонялись по распоряжению революционно настроенных граждан, оказавшихся в со¬ставе уездных, волостных, сельских советов и по своему служебному положению не имевших отношения к делам церкви. Насильственные действия применялись к духовенст¬ву также по постановлениям революционных комитетов.
Изгнания нередко облекались в такие формы, что воспринимались пострадавшими трагически. Священников с семьями выгоняли из домов, выбрасывали на улицу вещи, во¬зили под конвоем в город, заключали под стражу, а после доказательства невиновности вынуждали пешком возвращаться домой. Однако самым унизительным воспринимались случаи, когда священников «позорным образом» водили по селу, т.е. поступали с ними так же, как с ворами или грабителями.
Причины, по которым подвергались гонениям священники, были разными, хотя стержневой основой все-таки являлось материальное положение духовенства, которое, даже если и не отличалось значительностью, но с точки зрения обремененного тяжелым физическим трудом крестьянина, казалось добытым чрезмерно легким путем. Религиоз¬ные издания объясняли подобное восприятие деятельности духовенства тем, что «...человеку, не могущему ни понять, ни оценить работы разума, работы часто мучитель¬ной и бесконечно более изнурительной, чем физический труд, это всегда так представля¬ется. ...умственный труд ниже, менее почетен, менее ценен, чем труд физический». Именно ходом таких рассуждений священники попали в категорию «буржуев» вместе с купцами, фабрикантами, учителями, врачами, агрономами и пр. Истинными тружениками считались те, кто «продавал свой физический труд». Остальные, по характеристике дерев¬ни, были «дармоедами».
Прежде всего страдали священники, которые возглавляли или принимали деятель¬ное участие в сельских кооперативах, а также в разнообразных предприятиях, связанных с кооперативами, т.к. получали дополнительное вознаграждение за работу и препятствовали деревенским дельцам использовать по своему усмотрению деньги кооперативной кассы. Однако после изгнания священников нередко наблюдалось закрытие кооперативов, т.к. новые хозяева расхищали деньги, пользуясь бездеятельностью судебной и администра¬тивной властей.
Во многом формированию отношения к духовенству в деревнях способствовала революционная агитация, которая наполняла умы сельских жителей новыми идеями. К тому же носители агитационной информации еще хорошо помнили прежнюю ориента¬цию, в основном, всего духовенства на «старый режим», помнили, что священно-церковнослужители «присягали» на верность царской династии. Свою убежденность, что все духовенство реакционно, они внушали и народу. На деле достаточно было священни¬ку во время молитвы по привычке проговорить старый набор фраз с упоминанием царско¬го имени, и немедленно создавалось обвинение «в контрреволюционности» с последую¬щим изгнанием.
Были, безусловно, и священно-церковнослужители, сознательно жившие монархи¬ческими симпатиями и видевшие «спасение общества» в возврате к царскому правлению.
Отмечались ситуации, когда причиной негативного отношения к духовенству ста¬новились сами священники. Вступление их в различные отношения с односельчанами по¬рой приводило к столкновениям на приходской, общественной или денежной почве, по¬этому за идейной борьбой иногда крылось «сведение личных счетов» с «обидчиками».
Следует отметить, что само духовенство открыто признавало одной из причин из¬гнания отдельных настоятелей церквей из-за их же «стяжательских» действий. Некоторые священники свои пастырские обязанности отодвигали на второй план, производили непо¬сильные поборы с прихожан, видя главную свою цель в обогащении.
Что касается села Адашево, то здесь финансовая сторона во взаимоотношениях причта и прихожан никогда не стояла на пером месте. В частности, с 21 июня 1910 года в селе функционировал церковно-приходской совет, утвержденный указом № 157/4487 Епархиального начальства. В совет входило три человека от церковного причта и двенадцать крестьян. Все средства распределялись по взаимному согласию всех членов церковно-приходского совета, давления ни на кого не оказывали 72.
Известно также, что в начале 1890-х годов прихожане, в знак положительного отношения к своим священно-церковнослужителям, добровольно пожертвовали семьсот восемьдесят пять рублей на ремонт церкви и домов, в которых жили члены причта 73.
В целом же, по епархиям в 1915-1917 годах имелись «удручающие факты», когда соседние священники помогали лишать своего «со¬брата по ремеслу» прихода, чтобы самим получить освобождавшееся более выгодное ме¬сто. В подобных поступках были замечены молодые священники, дьяконы, псаломщики, которые были заинтересованы в смещении настоятелей для своего дальней¬шего роста 74.
Неспокойно протекала жизнь и в монастырях. Во многих из них происходили из¬менения в руководстве. Например, в феврале 1917 года настоятельницей одного из из¬вестнейших монастырей Инсарского уезда - Пайгармского Параскево-Вознесенского - была избрана сестрами 57-летняя казначея, отличавшаяся трудолюбием, строгим требователь¬ным характером и умением быстро реагировать на настроения монашествующих 75.
В том же месяце из-за кончины 72-летней настоятельницы Краснослободского Ус¬пенского женского монастыря Пензенской губернии, игуменьи Евагрии, происходило за¬метное оживление в деятельности сестер, получивших возможность в некоторой степени проявлять свои взгляды и устремления 76.
Напряженная обстановка царила в Пензенском Троицком женском монастыре, что побудило местный Профессиональный союз духовных деятелей взяться за решение во¬проса «об удалении» престарелой и неспособной к управлению игуменьи 77.
Указанные выше факты свидетельствовали о том, что при всей условной отстра¬ненности «от мира» монастыри чутко реагировали на перемены в обществе, что нараста¬ние революционной ситуации в России побуждало и монашествующих к поступкам, при¬водившим к изменениям в их жизни.
14 июля 1917 года Временное правительство приняло закон «О свободе совест», который по своему содержанию являлся типичным буржуазным нормативным актом. До¬кумент утверждал право граждан на свободный выбор любой религии, веротерпимость, возможность отправления любых религиозных культов, исключая изуверские, на прове¬дение религиозно-общественной, проповеднической, благотворительной, педагогической деятельности при сохранении лояльности существовавшему строю 78.
Принятием указанного закона Россия брала курс на создание внеконфессионального государства. По существу был совершен достаточно серьезный шаг к разрыву офици¬альных связей государства с церковью. То, что Россия вступила таким образом в очеред¬ной период своей политической истории, становилось ясно каждому.
По сути политика Временного правительства, его преобразования и «дарованные свободы» вполне импанировали православному духовенству. К таким выводам объектив¬но приходила советская агитационная печать в 1920-е годы. Неоспоримым фактом явля¬лось то, что профессура и преподаватели духовных академий и школ Петрограда и Моск¬вы поддерживали многие мероприятия А.Ф. Керенского 79.
Поддержка буржуазно-демократических преобразований имелась со стороны священно-церковнослужителей губернских центров и малых сел России.
С готовностью была встречена подготовка вопроса об упразднении Временным правительством должности обер-прокурора Синода с заменой его министром вероиспове¬дания. Департамент духовных дел выделялся из министерства внутренних дел и переда¬вался министерству исповедания.
К началу XX века само духовенство неоднократно убедилось и осознало, что Пра¬вительственный Синод, учрежденный императором Петром I , по своему регламенту, имел полицейский характер. Члены его находились под непрестанным наблюдением обер-прокурора, и воля обер-прокурора нередко оказывалась сильнее церковных правил. Зна¬чительный объем работ с бумагами отнимал у обер-прокурора массу времени и отдалял от живого общения со служителями церкви, от их реальных запросов и проблем. Епархиаль¬ные епископы, опасаясь за благополучие своего назначения, чаще прислушивались к го¬лосу обер-прокурора, беспрекословно принимали к исполнению указы Синода, что отда¬ляло их и от служившего им духовенства, и от верующих прихожан православных храмов.
Ослабление контактов между епископами, а также их взаимоотношений с «пасты¬рями и пасомыми» - происходило также из-за частого перемещения епископов с кафедры на кафедру, из-за их обязанности постоянно вести дела с официальной документацией в большей степени, чем с людьми.
В общей системе церкви бесправное и стесненное в жизни и деятельности всевоз¬можными распоряжениями, законами и предупреждениями, духовенство вынуждено бы¬ло, в первую очередь, заботиться о содержании собственных семей, а затем - думать об исполнении своих обязанностей.
Далеко не нормальным, с точки зрения духовенства, было и положение верующих в Русской Православной Церкви. Христианскими канонами ясно определялось участие прихожан в жизни приходов. С древнейших времен народ принимал участие в избрании клира, в созидании храмов, организации благотворительных учреждений. В синодальный период жизнь приходов в некоторой степени формализовалась. Немногие «батюшки» ста¬новились духовными наставниками, но все чаще отдалялись от прихожан, проникаясь собственными проблемами. В сложившемся положении у грамотных интеллигентных прихожан тяга к церкви ослабевала. Простой народ, зачастую искренне «веруя в Бога», терял доверие к служителям церкви, а накануне октябрьских событий 1917 года нередко присматривался к активной жизни различных сект, общин и пр.
Иными словами, о необходимости изменений в состоянии, к которому пришла Рус¬ская Православная Церковь, говорили все, поэтому попытки Временного правительства что-либо предпринять в этом направлении принимались и духовенством, и народом. Хотя, следует отметить, Синод все-таки было решено сохранить.
С одобрением воспринималось распоряжение Святейшего Синода, согласованное с правительством, о «введении в духовных семинариях и училищах... выборного начала при назначении начальствующих лиц и педагогического персонала». Выборы производи¬лись Педагогическим советом 80.
Временное правительство видело в православии главную опору своей власти и ста¬ралось оказывать помощь на государственном уровне, а также поддерживать различные начинания. Например, приветствовались меры по оживлению духовных школ. Состояв¬шийся в Москве Всероссийский съезд педагогов духовной школы вынес постановление о необходимости организации родительских комитетов и проведения родительских совеща¬ний, которые уже функционировали в светских школах и положительно зарекомендовали себя. Смысл учреждения комитетов состоял в обеспечении сближения семьи и школы в их совместной работе по воспитанию и обучению детей, а также в оказании материальной помощи учащимся. Родительские комитеты занимались изысканием средств для нуждаю¬щихся учеников в процессе сбора взносов родителей, добровольных пожертвований с проведения спектаклей, вечеров, лекций и пр.; принимали участие в организации педаго¬гической помощи неуспевающим, приглашая репетиторов; устраивали для всех школьни¬ков экскурсии, чтения и т.п. 81
В период правления Временного правительства православное духовенство, проис¬ходившее из всех слоев русского народа, начиная от княжеских родов и до крестьян, по¬лучило возможность более открыто высказывать свои мысли не только в устной форме, но и при подготовке публикаций для религиозно-общественных изданий, т.к. был снят целый ряд предусмотренных ранее ограничений. Например, исполком Пензенского духовенства признал, что в новых условиях жизни предварительная цензура утратила смысл, и «Пензенские епархиальные ведомости» выходили только «за ответственностию редактора» 82.
Публикации в религиозно-общественных изданиях иногда сопровождались пояснениями, что «не разделяя мыслей автора по существу дела, редакционный комитет дает место ста¬тье, желая вызвать обмен мнений по данному вопросу» 83.
Политика правительства и его отношение к Русской Православной Церкви побуж¬дали священников, диаконов и низшее духовенство не только следовать по пути предна¬чертанных преобразований, но и самостоятельно ускорять их. Высказывались мнения о необходимости ограничения деятельности епархиальных управлений и даже ликвидации таковых, а после принятия закона «О свободе совести» многие приходы стали прекращать перечисление взносов на епархиальные нужды 84.
Духовенство стремилось к более тесным контактам с прихожанами, к более откро¬венным диалогам с ними не только во внеслужебное, но и служебное время «для проведе¬ния в народ нужных, по условиям момента, взглядов и на организацию народа для устрое¬ния жизни на началах веры». Так, на заседании духовных деятелей г. Пензы 16 марта 1917 года было принято решение просить о прекращении цензуры очередных проповедей. И надо сказать, что до октября 1917 года степень расширения проблемности проповедей почти повсеместно увеличилась 85.
В то же время Русскую Православную Церковь далеко не все устраивало в дея¬тельности Временного правительства в отношении обеспечения граждан свободой совес¬ти.
Не удовлетворяли некоторые методы работы правительства. Например, то, что в момент создания министерства исповедания учреждалась новая должность министра ис¬поведания, а регламент, по которому этой должности следовало действовать, только по¬ручалось выработать юридической комиссии. Иными словами, министра назначили, а чем он должен был заниматься, никто первое время не знал. И такой порядок в постановке дел широко внедрялся.
Казалось странным, что зачастую Временное правительство рассылало по телегра¬фу многие постановления, предназначенные для введения в действие до законной санкции сената.
Складывалась своеобразная законодательная практика 86.
Практически конфликтная ситуация возникла по поводу принятия закона от 20 ию¬ня 1917 года о передаче церковно-приходских школ в ведомство Министерства народного просвещения. Синод официально выразил свой протест.
Глубокое непонимание Русской Православной Церкви вызвала и подготовка пра¬вительством проекта об исключении Закона Божия из числа обязательных школьных предметов.
К этому вопросу протоиерей Сергий Любимов из села Адашева тоже не мог оставаться равнодушным, так как на протяжении долгих лет преподавал слово Божие в школе. И он считал, что такое положение закона «О свободе совести», в принципе, приведет к разрушению системы воздействия церкви на школу, детей и моло¬дежь, к утрате традиционных православных ценностей и даже чувств патриотизма.
Нарушением законности церковь считала то, что правительство, находившееся у власти, допускало вмешательство губернских, уездных, волостных, сельских и общест¬венных советов в дела ее жизни 87.
Далеко не благополучно складывались отношения церкви и солдат на фронте. В русской армии имелось специальное военно-духовное управление, которое возглавлял протопресвитер Шавельский. В сухопутных и морских частях находилось на службе к на¬чалу мировой войны 800 священников, их число значительно возросло к 1917 году 88.
Од¬нако в смысле авторитетности духовенство претерпевало обратный процесс. Положение закона «О свободе совести» о независимости правового положения любого гражданина в государстве от его принадлежности к какому-либо вероисповеданию или к религии вообще, явилось на фронте побуждающим фактом к распространению атеистических взглядов. По данному поводу протопресвитер военного духовенства Шавельский сделал доклад Св. Синоду о падении религиозности в действующей армии. Солдаты в условиях боевых дей¬ствий все меньше и реже обращались к богу. Полковые церкви пустовали. Проповеди священников бесцеремонно прерывались замечаниями слушавших. Фронтовое духовенст¬во подвергалось открытым оскорблениям, постепенно утрачивая и неприкосновенность. Имелись примеры применения насилия к духовенству. Одного священника солдаты уби¬ли, а труп его изуродовали. Падение религиозности вело к огрублению характеров вое¬вавших бойцов, к отрицательным изменениям в их нравственном облике. «Русские Ведо¬мости» в 1917 году рассказывали о том, что военному священнику одновременно при¬шлось похоронить тридцать трупов женщин, замученных солдатами 89.
Таким образом, новый взгляд Временного правительства на религию и религиоз¬ность населения России воспринимался церковью не однозначно.
Многие надежды духовенство возлагало на Поместный собор, который созывался в довольно сложной политической обстановке. Хотя в июле 1917 года двоевластие в России закончилось временной победой буржуазии, важнейшие проблемы, волновавшие массы, оставались нерешенными, престиж правительства падал, а популярность партии больше¬виков в массах неуклонно росла. Народ изливал открыто свои требования, прибегая к са¬мовольным решениям и действиям.
В связи с этим необычно проходили и предсоборные епархиальные съезды, на ко¬торых избирались представители от губерний. Например, на Пензенском епархиальном съезде, проходившем 8-13 августа 1917 года, на Поместный собор были избраны: священ¬ник Е. Куликов, диакон Нечаев, интеллигенты Беликов и Руднев, крестьянин Чернышев 90.
Епархиальный съезд Пензенской губернии отличался от предыдущих своим составом: из 235 избранных делегатов было 141 человек - мирян, 47 клириков и 47 священников, т.е. духо¬венство было представлено в меньшинстве.
Съезд затянулся на 7 суток, проходил бурно и едва не закончился расправой над некоторыми представителями духовенства силами тол¬пы, с «диким, неистовым криком» ворвавшейся в зал заседаний с улицы.
Однако и на самом съезде не было надлежащей обстановки. «Собрание часто похо¬дило на деревенский сход, в гуле которого трудно было разобрать отдельные голоса». Священники вели себя отстраненно, лишь внешне пытаясь показать солидарность с низ¬шими представителями клира. Когда же группой псаломщиков было внесено предложение о введении нового порядка по разделу доходов, «рознь в духовенстве выразилась выпукло и ярко, подав повод к очень резким выступлениям против священников» 91.
Тем не менее миряне полностью абстрагировались от частного восприятия кон¬кретных личностей священников, когда речь зашла о поддержке христианства и Русской Православной Церкви, защищать которую они выразили полную готовность 92.
Во многом похоже проходили в это время уездные съезды духовенства. Постановления, выносимые в конце работы, нередко отличались несовершенством своего содержания, так как сразу виделись очевидные трудности, возможные при их реализации.
Иные документы, рожденные на съездах, не решали никаких принципиальных вопросов. Например, Инсарский уездный съезд духовенства и мирян принял постановление о «новом распределении приходов Инсарского уезда на благочиннические округа». В частности, село Адашево, в соответствии с этим документом, вошло в состав 1-го благочиннического округа 93.
Первый после ликвидации института патриаршества на Руси Поместный собор со¬зывался на 15 августа 1917 года. То, что собор должен был проходить в Москве, а не в Петрограде, где находился ранее Синод, имело особый смысл: во-первых, древняя столи¬ца избиралась центром православия и местом резиденции патриарха с учетом ее «перво¬родства», а значит с желанием своеобразного ретроспективного взгляда на истоки «ис¬тинной веры», чистоты, нравственности и возврата к ним; во-вторых, в Москве отмеча¬лось относительное спокойствие в отличие от Питера, в котором накал политической борьбы постоянно возрастал; в-третьих, в августе именно в Москве намечалось проведе¬ние Государственного совещания, которое должно было создать «сильную власть», поль¬зующуюся поддержкой, по крайней мере, если не всей, то большей частью населения.
На совещании предполагалось рассмотрение программ существовавших партий, обществен¬ных и религиозных движений, оказавших поддержку Временному правительству и отри¬цавших мировидение радикалов, в первую очередь большевиков, призывавших к социали¬стическим преобразованиям общества, прекращению военных действий.
Всероссийский поместный церковный собор открылся в Большом Успенском собо¬ре Кремля, который был построен в последней четверти XV века.
Возведение Успенского собора происходило на скрещении могучих культурных течений своего времени, когда в России остро ощущалась потребность в обновлении веры, в обращении к первоначально¬му христианству. Уже по замыслу собор предназначался для наиболее торжественных и важных государственных событий. В нем происходили обряды венчания на царство, на¬значения митрополитов и патриархов, оглашались важнейшие указы. В соборе хоронили глав Русской Православной Церкви 94.
То есть решающему событию в жизни Русской Право¬славной Церкви выбиралось и соответствующее место проведения.
На открытие Собора прибыл А.Ф. Керенский с некоторыми представителями Вре¬менного правительства. На Соборе присутствовало от «115 миллионов приверженцев русского православия» 564 делегата. В их числе были представлены 10 митрополитов, 17 архиепископов, 53 епископа, 2 протопресвитера, 15 архимандритов, 2 игумена, 3 иеромо¬наха, 72 протоиерея, 65 приходских священников, 2 протодиакона, 8 диаконов и другие духовные лица. Были депутаты от военного духовенства 95.
Более половины депутатов составляли миряне: офицеры высшего и низшего соста¬ва, дворяне, крупные промышленники, интеллигенция, политические деятели. Совсем не¬много имелось представителей от «простого народа».
В целом, Собор стал наиболее представительным собранием, из когда-либо прово¬дившихся Русской Православной Церковью. На нем решались самые важные вопросы, волновавшие общество: о войне, о доверии Временному правительству, о церковной соб¬ственности, о монастырских владениях, о самостоятельности и независимости церкви от институтов власти в обществе.
Задолго до Собора начались разговоры о восстановлении патриаршества, и тем не менее на заседаниях данная тема родилась как бы неожиданно, сделавшись «предметом страстных, почти ожесточенных споров». У патриаршества имелось немало противников. Эта идея отвергалась еще в Предсоборном совете большой группой во главе с архиепи¬скопом Сергием (Старогородским).
Левое крыло Собора большей частью составляли хорошо образованные, преиму¬щественно светские священники, церковная интеллигенция и профессура, в том числе из мирян. Указанные члены Собора стремились к ослаблению позиций монашества и епи¬скопата, а поэтому предлагали заменить патриаршество демократически-коллегиальной системой правления, предусматривавшей положение, при котором голоса приходского священника и архиерея имели бы равную силу 96.
Однако и сторонники возрождения патриаршества настойчиво и принципиально отстаивали свое мнение. В этой группе делегатов большинство составляли: во-первых, консервативно настроенное духовенство, отдававшее симпатии сильной патриархо-епископальной системе, допускавшее рядовым священникам и мирянам предоставить только право совещательного голоса; во-вторых, «умеренное» духовенство, выступавшее за необходимость Патриарха во главе церкви, но с сильным, единым по устремлениям, представительством архиереев, духовенства и мирян. Эти делегаты желали совещательно¬го права для задуманного представительства, но при сохранении приоритета за епископа¬том.
Прения разных сторон на Соборе были достаточно длительными, но пересилила убежденность, что в условиях назревания политического кризиса и нарастания антирели¬гиозных настроений церкви нужен духовный вождь. 30 октября 1917 года большинством голосов присутствовавших делегатов было поддержано предложение «особого отдела Со¬бора, согласно которому верховной властью в Русской Церкви был признан Поместный Собор, а во главе церковного управления решено было поставить патриарха - первого среди равных ему епископов - с синодом при нем» 97.
На пост патриарха первоначально выдвигалось до 25 кандидатов. Затем предложи¬ли наметить трех лиц и трижды за них голосовали. В итоге по большинству голосов стали рассматривать кандидатуры Антония - архиепископа Харьковского, Арсения - архиепи¬скопа Новгородского и Тихона - митрополита Московского.
5 ноября 1917 года в храме Христа Спасителя после литургии состоялись окончательные выборы. Перед принесенной в храм иконой Божией Матери Владимирской в запечатанном ковчеге положили «три жребия с именами кандидатов». Вынуть решающий жребий поручили старцу Зосимовой пустыни иеросхимонаху Алексию. Так Россия узнала имя нового патриарха Тихона 98.
«Отныне на меня возлагается попечение о всех церквах Российских, и предстоит умирание за них во вся дни», - сказал новый патриарх Тихон в день своего избрания, глу¬боко осознавая уже в тот миг, что он вступил на путь мученичества 99.
Он глубоко пони¬мал, что октябрьские события 1917 года станут отправной точкой в отношениях новой власти и Русской Православной Церкви, что и духовенству, и верующим предстоит прой¬ти долгий путь испытаний за веру и за Отечество.
Примечания
1 «Пензенские епархиальные ведомости». № 6. 1907 год. Ч. неоф. С. 210-211.
2 Там же. № 5. 1 марта 1917 года. Ч. неоф. С. 155.
3 Там же. Отд. оф. С. 51.
4 Р – 3232. Оп. 1. Д. 37. Л. 1, 3, 7-14, 106, 152.
5 ГАПО. Ф- 182. Оп. 1. Д. 2696. Л. 66.
6 Пензенские епархиальные ведомости. 16 марта 1917 г. № 6. Отд. оф. С. 185.
7 ГАПО. Ф- 182. Оп. 1. Д. 2696. Л. 66 об.
8 «Пензенские епархиальные ведомости». № 6. 16 марта 1917 года. Отд. оф. С. 183-188.
9 Там же. № 5. 1 марта 1917 года. Ч. неоф. С. 155.
10 Там же. С. 174-175.
11 Там же. № 6. 16 марта 1917года. Ч. неоф. С. 200.
12 Там же. № 5. 1 марта 1917 года. Ч. неоф. С. 151.
13 «Тамбовские епархиальные ведомости». № 25. Ч. неоф. 23 июня 1901 года. С 575-576.
14 «Пензенские епархиальные ведомости». № 5. 1 марта 1917 года. Ч. оф. С. 54.
15 Там же. С. 55.
16 Там же. С. 176.
17 Там же. № 6. 16 марта 1917 года. Ч. неоф. С. 199.
18 Там же. № 5. 1 марта 1917 года. Ч. неоф. С. 46-48.
19 ГАПО. Ф- 182. Оп. 1. Д. 2696. Л. .
20 «Симбирские епархиальные ведомости». № 6. 16 марта 1917 года. Отд. оф. С. 63-64.
21 «Пензенские епархиальные ведомости». № 5. 1 марта 1917 года. Ч. оф. С. 176.
22 ГАПО. Ф – 182. Оп. 1. Д. 2696. Л. 69.
23 Священник С. Никольский. Современные задачи пастырства. // «Симбирские епархиальные ведомости». № 1. 1-15 января 1917 года. Ч. неоф. С.2.
24 «Пензенские епархиальные ведомости». № 7-8. 1-16 апреля 1917 года. Ч. неоф. С.236-237.
25 Поспеловский Д.В. Русская Православная Церковь в XX веке. М. Республика. 1995. С.62.
26 Ковалевская С.В. Воспоминания детства. Нигилистка. М. Сов. Россия. 1989. С. 87-88.
27 ГАПО. Ф- 182. Оп. 1. Д. 2696. Л. 69-70.
28 ГАПО. Ф- 182. Оп. 1. Д. 2696. Л. 73.
29 ГАПО. Ф- 182. Оп. 1. Д. 2696. Л. 73.
30 «Пензенские епархиальные ведомости». № 6. 16 марта 1917 года. Отд. оф. С.181.
31 «Церковные ведомости». № 9-15. 1917. С. 72.
32 Там же. № 6. 1918. С. 284.
33 «Пензенские епархиальные ведомости». № 6. 16 марта 1917 года. Отд. оф. С. 69.
34 Там же. С. 203.
35 Сыгонин Н. Инсар. Документально-исторический очерк о городе и районе. Саранск. 1975. С. 70.
36 Из воспоминаний В.П.Алексеева, участника описываемых событий, бывшего солдата 167-го запасного стрелкового полка. (Архив краеведа Н. Сыгонина).
37 ГУ ЦГА РМ. Ф – 57. Оп. 4. Д. 1268. Л. 2.
38 Сыгонин Н. Инсар. Документально-исторический очерк о городе и районе. Саранск. 1975. С. 71.
39 Газета «Инсарская жизнь». 11 апреля 1917 года. С. 2.
40 Там же.
41 Кулясов М.П., Мишанин Ю.А. Инсар. – Саранск: Мордов. Кн. Изд-во. 1999. С. 114.
42 Сыгонин Н. Инсар. Документально-исторический очерк о городе и районе. Саранск. 1975. С. 72.
43 Там же. Сыгонин Н. Инсар. Документально-исторический очерк о городе и районе. Саранск. 1975. С. 72.
44 Первый номер газеты «Инсарская жизнь» вышел в свет 11 апреля 1917 года.
45 Сыгонин Н. Инсар. Документально-исторический очерк о городе и районе. Саранск. 1975. С. 73.
46 См.: Кандидов Б. Религиозные организации и антирелигиозное движение в эпоху подготовки Великой пролетарской революции //Антирелигиозник. 1937. № 9. С. 15.
47 «Пензенские епархиальные ведомости». № 9-10. 1-16 мая 1917 года. Отд. оф. С. 258.
48 Там же. № 7-8. 1-16 апреля 1917. Отд. оф. С. 78.
49 3еленцов В. Контрреволюционная деятельность церковников бывшей Нижегородской губернии в 1917-1918 гг. // Антирелигиозник. 1937. № 8. С.18-23.
50 Симбирские епархиальные ведомости. 25 апреля 1917 г. № 2. Отд. оф. С. 199-202.
51 «Симбирские епархиальные ведомости». № 2. 25 апреля 1917 года. Отд. оф. С. 199-202.
52 «Пензенские епархиальные ведомости». № 7-8. 1-16 апреля 1917 года. Ч. неоф. С. 232.
53 Там же. С. 233.
54 «Тамбовские епархиальные ведомости». № 3. 16 января 1916 года. Ч. неоф. С. 56.
55 «Пензенские епархиальные ведомости». № 5. 1 марта 1917 года. Ч. неоф. С. 156-157.
56 Там же. № 6. 16 марта 1917 года. Ч. неоф. С. 201.
57 ГАПО. Ф - 182. Оп. 1. Д. 2696. Л. 69 об.
58 Там же. № 9-10. 1-16 мая 1917года. Отд. оф. С. 267.
59 Там же. С. 262-263.
60 Там же. С. 290-291.
61 Зеленцов В. Контрреволюционная деятельность церковников бывшей Нижегородской губернии в 1917-1918 гг. // Антирелигиозник. 1937. № 8. С.22.
62 Там же. С. 18.
63 Поспеловский Д.В. Русская Православная Церковь в XX веке. М. Республика. 1995. С. 63.
64 «Пензенские епархиальные ведомости». № 5. 1 марта 1917 года. Ч. неоф. С. 173-169.
65 «Симбирские епархиальные ведомости». № 9. 25 апреля 1917 года. С. 205.
66 «Пензенские епархиальные ведомости». № 6. 16 марта 1917 года. Ч. неоф. С. 202.
67 См.: Алексеев В.А. Иллюзии и догмы. М. Изд-во полит. лит-ры. 1991. С. 13.
68 «Пензенские епархиальные ведомости». № 6. 16 марта 1917 года. Ч. неоф. С. 203.
69 Там же. № 7-8. Отд. оф. С. 247.
70 Там же. № 6. 16 марта 1917 года. Отд. оф. С. 202.
71 Там же. № 7-8. 20 марта 1917 года. Отд. оф. С. 248.
72 ГАПО. Ф - 182. Оп. 1. Д. 2696. Л. 75.
73 Там же. Л. 69 об.
74 «Пензенские епархиальные ведомости». № 18. 20 августа 1917 года. Ч. неоф. С. 534-545.
75 Там же. № 5. 1 марта 1917 года. Отд. оф. С. 174.
76 Там же. С. 177.
77 Там же. № 9-10. 1-16 мая 1917 года. Ч. неоф. С. 267.
78 Вестник Временного Правительства. 20 июля (2 августа) 1917 года. № 109 (155).
79 Алексеев В.А. Иллюзии и догмы. М. Изд-во полит. лит-ры. 1991. С. 17.
80 «Пензенские епархиальные ведомости». № 7-8. 1-16 апреля 1917 года. Отд. оф. С. 249.
81 Масловский В. О родительских комитетах при духовно-учебных заведениях // Пензенские епархиальные ведомости. № 18. 20 августа 1917 года. Ч. неоф. С. 557, 563.
82 «Пензенские епархиальные ведомости». № 7-8. 1-16 апреля 1917 года. Ч. неоф. С. 210.
83 Там же. № 26-27. 10-20 ноября 1917 года. Ч. неоф. С. 831.
84 Там же. № 15. 20 июля 1917 года. Отд. оф. С. 143.
85 Там же. № 9-10. 1-16 мая 1917 года. Ч. неоф. С. 263.
86 Там же. № 16-17. 1-10 августа 1917 года. Ч. неоф. С. 491.
87 Там же. № 15. 20 июля 1917 года. Отд. оф. С. 145.
88 Алексеев В.А. Иллюзии и догмы. М. Изд-во полит. лит-ры. 1991. С.20.
89 «Пензенские епархиальные ведомости». № 18. 20 августа 1917 года. Ч. неоф. С. 578.
90 Там же. С. 565.
91 Там же. С. 566-567.
92 Там же. С. 568.
93 Там же. № 19. 1 сентября 1917 года. Ч. оф. С. 156.
94 Костина И.Д. Соборы Московского Кремля. Путеводитель. М. Планета. ТОО «Кузнецкий мост». 1993. С. 21.
95 См.: Кандидов Б. Религиозные организации и антирелигиозное движение в эпоху подготовки Великой пролетарской революции. //Антирелигиозник. № 9. 1937. С. 23.
96 Поспеловский Д.В. Русская Православная Церковь в XX веке. М. Республика. 1995. С. 38.
97 «Пензенские епархиальные ведомости». № 28. 1 декабря 1917 года. Ч. неоф. С. 862.
98 Там же. С. 863.
99 Вострышев М.И. Божий избранник. Крестный путь святителя Тихона, Патриарха Московского и всея Рос¬сии. М. Современник. 1991. С. 53.
Местная религиозная организация православный Приход Троицкого храма с. Адашево Кадошкинского района Республики Мордовия Саранской и Мордовской Епархии Русской Православной Церкви
Местная религиозная организация православный Приход Троицкого храма с. Адашево Кадошкинского района Республики Мордовия Саранской и Мордовской Епархии Русской Православной Церкви